Такова была моя участь с самого
детства. Все читали на моем лице
признаки дурных чувств, которых не
было; но их предполагали — и они
родились. Я был скромен — меня
обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто
меня не ласкал, все оскорбляли: я стал
злопамятен; я был угрюм, — другие
дети веселы и болтливы; я чувствовал
себя выше их, — меня ставили ниже. Я
сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я
выучился ненавидеть. Моя бесцветная
молодость протекала в борьбе с собой и
светом; лучшие мои чувства, боясь
насмешки, я хоронил в глубине сердца:
они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать;
узнав хорошо свет и пружины
общества, я стал искусен в науке жизни
и видел, как другие без искусства
счастливы, пользуясь даром теми
выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей
родилось отчаяние — не то отчаяние,
которое лечат дулом пистолета, но
холодное, бессильное отчаяние,
прикрытое любезностью и
добродушной улыбкой. Михаил Лермонтов. Герой нашего
времени